Прослушать аудио-запись:

Скачать проповедь "Владимир Мазур: Автобиография. Часть 2. Юношеское Пробуждение" в формате MP3

От первых дней моей жизни на земле я жил по слову: "Этот в этом мире жить не будет…" Но Некто вел меня всю мою жизнь, подводил к смертельной черте и отводил. И это было так часто, что я не успевал заметить этого. В мои двенадцать лет отец истопил нашу домашнюю баню, но по какой-то причине я там оказался первым, такого не было никогда, отец всегда снимал первые сливки бани сам, парился до ожога, до восторга, а потом уже в баню шел я или мачеха. Но в этот раз первым в бане оказался я, закрыл дверь на крючок, поддал до ознобного жара и стал париться. Не знаю, сколько времени прошло, но я услышал стук в дверь, я подошел, открыл дверь, два глотка чистого воздуха, потеря сознания и я очнулся голым на снегу, а надо мною хлопочущий отец. Я угарел от угарного газа, но не заметил этого, только усиленные удары крови в венах на висках, но ни знания, ни опыта не было, чтобы предугадать такой образ смерти. Задержись отец на две минуты и меня бы уже не откачали. Я не знаю, что не так сделал отец, когда "кутал" баню, я не знаю, почему я первый оказался в бане, я не знаю почему отец вовремя пришел ко мне в баню, но смерть посмотрела мне в глаза. Позднее я часто вспоминал этот случай с вопросом: "Зачем? И за что?" И, разумеется, не имел ответа. Но факт близкой смерти к человеку и отсутствие ответа на вопрос на долгие годы подавляли мою фантазию и дух. Я с ранних юношеских лет становился закомплексованным человеком, страх приступил ко мне и держал меня очень цепко. А я бессознательно сопротивлялся ему, выходя в экстрим, предпринимая безумные действия на скалах, в тайге, в штормах и стихиях, но победителем оставался он – Его Величество Страх, а не я, от чего я только больше угнетался и закомплексовывался.

До семнадцати лет меня воспитывал Енисей и тайга в деревне. Воровали с друзьями лодки, перекрашивали, в 4 весла ходили на острова, рыбачили, нас находили, били, пинали, благо не таскали в милицию, забирали отремонтированные и перекрашенные лодки, мы воровали новые. В тайге шишки, ягоды, охота, рыбалка – полный букет отроческих приключений, формирующий молодого человека. Но в семнадцать лет я стал ходить на Столбы. Замечательный заповедник "Столбы" в Красноярске, край сиенитовых причудливых скал, любимое и популярнейшее место всех красноярцев. Слава Столбов известна всему миру, на Столбах воспитались многие известные стране и миру люди, слово "Свобода" на 2 столбе предшествовало революции 17 года в Сибири. На Столбах воспитались многие альпинисты и всемирно известные скалолазы. А в мои семнадцать лет сотни и сотни столбистов с красными кушаками - 8 метров скрученной полуметровой ситцевой ткани, которые, развиваясь, бросались парням и девушкам на всех ходах всех скал – красные кушаки, цветные шаровары, колоши и фески, бесконечные гитары, песни, компании, костры и водка, постоянные коллективные и прочие драки, вплоть до ножей со смертельным исходом, рваные одеяла под камнями, обжимания в холодные сырые ночи со смелыми девушками – и восхождения, восхождения, восхождения. Романтика и колорит грандиозный. Трепет и благоговение перед новыми сложными ходами на скалах, тщательное оттачивание техники и силы, ежеминутный риск срывов, и удары, и ушибы, и кровоподтеки, и тяжелые раны, и - бесконечные страховки и подстраховки друг друга. А особенно эффектны встречи восхода солнца на самых сложных скалах, когда на раннем рассвете бежишь по тропам по пояс в воде и поешь: "О, как рассветы на Столбах росисты". А потом по щелям ходов, из которых еще пахнет не остывшим теплом прошедшего дня и устойчивым запахом пота и резины, забегаешь на 2 столб и кричишь: "Митра?" А Митра отвечает: "А". "Кто украл хомуты?" И Митра отвечает: "Ты". Или задаешь вопросы покруче, отчего застенчивые девушки прогибались, а суровая бесстрастная Митра выглядела еще величественнее. А затем затихаешь всей компанией, лежа на вершине, положив голову на живот девушки, и смотришь на восходящее солнце и новый день, полный жизни и восторга. А вечерами и ночами в компании молодых людей при затухающем костре под мою концертную гитару на фоне массивных черных столбов на звездном небе и под мое виртуозное сопровождение - романтическая песня: "Но ты ушел, и я не виновата, что я любить и ждать тебя устала". Редко что приносило мне в жизни аналогичное восторженное отношение к жизни.

Но со Столбами связаны и множество моих крещений в смерть, но как это известно мне теперь – в этом был крайне необходимый мне опыт в жизни, без чего не может формироваться человек. Но в какие-то моменты это зашкаливало до опасного смертельного исхода, в этом было развитие моего пожизненного безумия, мой взрослый здравый ум запретил бы моему безумию управлять мною на сложнейших ходах да еще в экстремальных зимних, ночных или многих других опаснейших ситуациях, но в те времена я этого не осознавал. Во всех видах спорта за действиями спортсмена наблюдают тренеры, врачи и судьи, которые и не позволяют бессознательному безумию спортсмена делать что-то бесконтрольное и опасное. На Столбах мы были предуставлены только себе, судьбе и Богу. И я часто проходил очень опасные и даже очень опасные ходы на грани чуда. Но особенно опасными были сложные не знакомые ходы, на которые я бросался без страховки и в одиночестве, что можно назвать полным безумием. Но срывался очень редко, можно сказать, что не срывался вообще, а если и были срывы, могущие привести к смерти, то оказывались потешными на грани чуда. При моем рождении мне было сказано: "Этот в этом мире жить не будет…", но Некто сохранил мне жизнь и, как ни странно, Некто показывал мне, что Он хранит меня, и я это видел. Я видел этот факт чуда, но не ассоциировал это с Богом. Но когда приходилось уносить со Столбов смертельно раненых столбистов, когда почти на глазах умирали молодые парни, сорвавшиеся с Митры или с Перьев, то приходилось отмечать свою счастливую судьбу, которая в очередной раз проносила меня мимо смерти. Но в очередной раз все повторялось сначала и в полном объеме безумия, и только редко в исключительных случаях начинал говорить опыт и здравый смысл. Поэтому, я считаю себя рожденным в рубашке, потому что остался жить, проходя на скалах там, где невозможно остаться жить. Компенсация была огромной – я вслушивался ночами в ветер, шумящий в верхушках деревьев под обрывки столбистской песни: "Не дай вам Бог под теплой крышей в кругу друзей своих услышать, как одиноко лес шумит…" И душа вырывалась из тела, устремляясь к небесам, бросая подавленный взгляд на черное звездное небо и Млечный Путь, я раздавливался и пугался величественного неба, и спешил отвернуться, но душа вырывалась из тела, нечто необъяснимое говоря мне. Или всматриваясь в одинокие дали и глубины, я растворялся в них, я грезил необъяснимым будущим счастьем и - душа вырывалась из тела. Необъяснимое, захватывающее чувство воспарения, ни входа, ни выхода из которого я еще не знал.

Но уже в девятнадцать лет я стал чемпионом города по скалолазанию и 3 года до отъезда в Москву на учебу бессменно оставался лучшим скалолазом в городе. В это же время я начал заниматься альпинизмом и стал ездить по стране. Росла моя слава как скалолаза по всей стране, во всесоюзных соревнованиях по скалолазанию в Крыму я несколько лет был в пятерке лучших скалолазов в стране, я мог бы посягнуть и на чемпиона страны по скалолазанию, но за три года тренировок трудно было обогнать Мишу Хергиани – красавца чеченца, сильнейшего скального барса, а на четвертый год своего участия в соревновании на первенство страны я уже жил в Москве, а это уже не база Столбов. И мои тренировки в Москве были уже не тренировки. Спорт заканчивался для меня при учебе в Москве, а я шел уже другим путем познания. И путь честолюбия для меня наметился уже в другом направлении – в сфере искусства. Но марку одного из сильнейших скалолазов в стране я еще держал долго, т.е. слава моя, как одного из сильнейших скалолазов в стране, была общепризнанной. До отъезда же из Красноярска моя слава, как скалолаза, была феноменальной, по крайней мере я так понимал, росла моя слава, но росло и мое превозношение, я становился самовлюбленным нарциссом. Помню, как-то после очередного соревнования на Столбах мимо нашей компании шли знакомые парни и спросили: "Кто выиграл?" Я, сидя в центре лучших скалолазов, ответил: "Как всегда – я". Всем стало неловко, все опустили головы, но моя голова была высокой. И я не видел в этом ничего предосудительного. Только спустя многие годы, я что-то начал понимать в этом.

Разумеется, моя слава, как скалолаза, была заслуженной. Я тренировался отчаянно, годами качал силу рук и ног, я годами старался носить самые тяжелые рюкзаки что на Столбах, что в альплагерях Тянь-Шаня или Кавказа. Я постоянно бегал кроссы на Столбах, я делал по сто пистолетиков на каждой ноге. День и ночь на скалах со страховкой и без страховки зимой и летом я оттачивал технику, я рвал пальцы и ладони, кожа на подушечках моих пальцев была спущена на семь раз, я гордился и этим, показывая другим свое самоотречение. Я искал и находил на Столбах особо эффектные ходы и оттачивал их, самые сложные ходы на Столбах были освоены мною, я ходил по ним мастерски, разумеется, ходил по ним без страховки, как правило, при большом стечении народа, в этом было необходимое условие превосходства чемпиона города по скалолазанию. Особой фишкой у сильных скалолазов было следующее: отточить до совершенства какие-то сложнейшие места опаснейших ходов со своими учениками сначала со страховкой, а потом без страховки при восторженных зрителях пройти по ним по царски, срывая восторженные аплодисменты. Этим занимались все поколения сильнейших скалолазов на Столбах. Я поступал так же – некоторые такие новые отчаянные ходы в последствии именовались моим именем. Я был герой своего времени. Мои сильные ноги несли меня по тропам и ходам, как горного козла, мне было мало просто лазить, мне надо было лазить по сложнейшим скалам вниз головой или идти по стене без страховки со стаканом воды на голове. Я отрабатывал особый стиль – кошачий. И достигал особенного эффекта при прохождении сложных ходов. И меня прозвали Беней, по кличке одесского еврея – Бени Крика. Одесским евреем я, пожалуй, не был, но заводилом многих авантюристических восхождений был, о чем жалею до сих пор. Справедливости ради должен сказать, что уровень моего мастерства и силы на то время был у меня не высоким в сравнении со скалолазами следующих десятилетий, скалолазы последних лет достигли недостигаемых высот, но по тем временам, а это были 1961-1965 годы, я был сильнейшим скалолазом на Столбах. У меня были ученики, которые в будущем обошли меня и стали чемпионами страны и мира, колоши одного ученика лежат в британском музее в Лондоне. Другие ученики достигали еще более ошеломляющих результатов, в том числе, ходя по тросу через провалы без страховки. Гениальность некоторых других скалолазов в последние годы вообще несопоставима с моим доморощенным мастерством, но так поется в песне: "Другие мальчики поют другие песни". В мое время я пел песню своего достоинства.

И вокруг меня всегда роились компании. Я организовывал головокружительные восхождения компаний в 20-30 человек на какую-нибудь скалу, к счастью, всегда удачно. Был случай, когда я организовал восхождение артистов ТЮЗа для встречи Нового Года на Митре, что особенно на грани безумия. На улице мороз -30-35 градусов, ночь, бездонное черное звездное небо, скалы в снегу, на ногах женщин обычные городские сапожки, на плечах – фланелевые курточки, на плечах пьяных ребят в рюкзаках – шампанское и водка. И слезы, и вопли бедных актрис от ужаса и непонимания происходящего. Но авторитет Бени был высок, страховка организована, сильный и отчаянный столбист с нижней страховкой по заснеженной стене выходит на вершину Митры – одной из сложнейших скал заповедника, два парня страхуют его, но если был бы срыв, то нижняя страховка убила бы смельчака, полет по стене был бы не менее 30 метров, либо порвалась бы веревка, либо сломались бы кости. Но часть группы восходит на Митру, я челноком шью и вверху, и внизу, кому проверяю страховку, кому растираю руки, кому показываю, как раскачать и согреть замерзающие ноги, кого успокоить. Группа восходящих растянулась по всей стене Митры. И вдруг я вижу, что совершаю безумие, что всех не поднять на вершину и даю команду на спуск. Стремительно всех спускаем на веревке по стене "сосиськой" в глубокий сугроб. К счастью все живы, не поранились и не отморозились, и в эйфории восторга. Допиваем водку и шампанское по пояс в снегу и катимся в избу. Возвратившись в теплую избу, до утра - пьянка-гулянка, песни артистов, друзья до гроба и воспоминание на всю жизнь. И горечь от осознания своего безумия, когда трезвость разума сбросит очарование.

Но трезвости разума явно не хватало, а кто из друзей-скалолазов был мудрее и трезвее, то я подавлял таковых отчуждением, насмешками и оскорблениями, обвиняя в трусости и слабости. И безумие умножалось по умножении "геройских подвигов". Я много раз тренировался на стенах, отдав страховочную веревку в руки совершенно неподготовленного человека, будь срыв, я бы не остался жить. Много раз осуществлял восхождения с плохим или негодным снаряжением. Будь срыв, кто-нибудь поплатился бы жизнью. Я знал это, но бравировал, о чем искренно жалел многие годы после моей юности. Однажды встав на путь бравады и геройства, и завоевав признание толпы, далее уже не умерить своих амбиций на пути славы. Известному скалолазу одна дорога – путь славы даже ценою жизни. И звездные скалолазы годами оттачивают особые "коронные" ходы, чтобы при стечении толпы выгодно блистать перед восторженною публикой. Так и я, зажигаясь от толпы, тысячи раз бросался проходить без страховки самые сложные ходы на скалах, а особенно на своих "хитрушках" и срывал благодарные аплодисменты поклонников. И оставался невредимым, в то время, как многие подобные мне лидеры скалолазания срывались и гибли на своих лучших отточенных ходах. Я же был оставлен жить, вероятно, молитвы моей бабушки и съеденный крестик были пред глазами Бога. Но осознания этого, когда я звездился на Столбах, у меня не было и не могло быть.

Один раз я организовал спуск пяти человек в пещеру на 200 метров под землю только с веревками. Провалы и гроты по 40 метров и без тросиковых лестниц – это чистое безумие. К тому же, компания из 5 человек – парень с девушкой совершенно не имеющие отношения к скалам и пещерам. И два отрока по 12 лет. Вниз-то все были сброшены быстро – вяжи и спускай, но как только все оказались в нижнем гроте, до меня дошел весь ужас происходящего. Я был в этой пещере не один раз, но ходил туда в компании опытных спелеологов с полным оборудованием, страховками и лестницами на тросах. Что за самоуверенность сидела во мне, что я пренебрег элементарной подготовкой, хотя я был уже опытный скалолаз, на что я надеялся, что за наваждение закрывало мне глаза? Что за Супермен жил во мне, пренебрегающий здравым смыслом? Если бы я не вышел по веревке в каком-нибудь провале, то нас никто бы не нашел живыми, потому что я ушел из города, никого не предупредив и не назначив контрольного срока, что непременно должен был сделать. Слава Богу, в углу нижнего грота я нашел порванную и заржавевшую тросиковую лестницу, это вселило в меня надежду. Я вышел первый провал в 30 метров только по веревке, хотя и отдал этому почти все силы. Повесил найденную лестницу, бросил страховку и, подтягивая веревку, поднял всех из нижнего грота. Далее "трамвайчики", щели и легкое лазание над провалами, стенками и ямами - с подстраховкой не опасно. И вот – верхний грот и провал 40 метров, веревка висит в центре провала, не касаясь стен, а по веревке – вода и глина. И тухнувший от толчка фонарь на голове. Пусть кто другой попробует выйти вертикаль в 40 метров по скользкой глинистой веревке. А я вышел. Нет необходимости описывать мое восхождение – не подберешь слов. Но за метров 5 до выхода выходил уже не я, а кто-то другой, как в песне Высоцкого: "А тот, который во мне сидит, считает, что он – истребитель…" Безумие, покрытое Господом, иначе теперь я не мыслю.

Далее мне удалось сначала вытянуть на веревке через спину одного отрока, затем вдвоем – второго отрока, затем втроем вытянули взрослого парня, а вчетвером уже не смогли вытянуть девушку. Принял решение – парень и отроки идут в город, заявляются в милицию, ищут с помощью милиции спелеологов, а я спускаюсь к девушке в грот и ждем спасения. Сделал горячий чай в термосе, парни в ночь ушли в город, а я дюльфером по веревке спустился к рыдающей и замерзающей девушке. Сыро, холодно, попили чай с остатками хлеба, легли в грязь сырого грота, прижались друг к другу и в смертельной усталости, проваливаясь не то в сон, не то в бессознание в кромешной темноте, потому что фонарики уже вышли из строя, дрожа телами, мы ждали избавления.

Через несколько часов зашумели вверху. Застучали молотки, забивались крючья. Кто-то произнес: "Кто здесь Мазур? Ну герой!" Спустился спелеолог, спустили лестницу, напоили горячим чаем с бутербродами. И через несколько минут мы были в теплом лете и солнце, в цветах, жарках, при добрейших милиционерах и заботливых спелеологах. Никто не ругался, все были почтительны, хотя если кто-нибудь отпинал бы меня, то поступил бы правильно, было бы правильно отпинать меня, как безумного "героя". Но я и здесь сорвал лавры героя, принимая от поклонников похвальные слова – известный всем чемпион города по скалолазания, не больше и не меньше. Все сели в милицейский бобик и через час были в городе. Все разошлись, не встретившись более ни по какому поводу, я шел по городу домой, как воскресший полубог и великий скалолаз, отгоняя от себя худые мысли о себе, стараясь не понимать той ужасной глупости, могущей завершиться ужасной трагедией. И никто в то время не мог мне сказать об этом, я бы не позволил. А сам себя я искусно обманывал и как бы не догадывался, что не имею права ставить людей на такой риск жизни и смерти.

Еще один безумный поступок, граничащий со смертью не только для меня, но и для других по моей вине. Я организовал восхождение на самую сложную скалу в заповеднике – "Коммунар" для большой группы столбистов – опытных и не опытных. Навесив веревки и поставив страхующих и отправляющих, я вернулся назад на 1 столб, члены команды один за одним на страховке уходили на полку Коммунара за поворот, а я сидел и скучал. И как только первый скалолаз вышел на Коммунар, мне пришла идея натянуть между Коммунаром и 1 столбом веревку и перейти по горизонтальной веревке сразу на вершину Коммунара, опередив всю массу восходящих. Я бросил веревку на Коммунар, парень привязал там веревку за флагшток, я привязал другой конец веревки за дерево 1 столба. Получилось 15-20 метров горизонтальной натянутой веревки над провалом - 40-50 метров до земли. Я, как подготовленный и сильный скалолаз, нисколько не сомневаясь, взялся за веревку руками, набросил ноги на веревку и быстро, перебираясь руками и скользя ногами по веревке, оказался на Коммунаре. Все восходящие смотрели на меня широкими глазами с вопросом: "Как я оказался здесь?" А я кивал на горизонтальную веревку, натянутую между Коммунаром и 1 столбом. Все взошли, гитары, песни, пляски и почему-то тоска в моей душе, которая в те времена все чаще приступала ко мне.

Начался спуск по обычному ходу со страховкой. Я и не предполагал, что кто-то из присутствующих попытается пройти по горизонтальной веревке, но подошел один горячий парень, взялся за веревку одними руками, повис над провалом на рвущейся, пружинистой капроновой веревке и на одних руках стал перебираться на 1 столб. У меня перехватило дыхание, я понял, что я совершил преступление, никто не видел, как переходил я – руками и ногами по веревке. А этот горячий парень ринулся идти только на руках по веревке, вырывающейся из рук со страшной силой. Это была верная гибель. Все стояли на вершине Коммунара раздавленные и оцепеневшие, в том числе и я. Но парень оказался не только горячим, но и сильным, и мужественным. И он прошел по веревке до конца, мы разразились овациями, а он не понимал – Беня же прошел первым, за что рукоплещут ему? Не успели отгреметь наши овации, по веревке пошел другой парень уже более грузный и менее сильный. Пружинящая веревка вырывалась из его рук со страшной силой, смотреть на это без ужаса было невозможно. И он не дошел до конца, но чувствуя, что срывается, раскачался на руках и прыгнул на 1 столб. К счастью, пролетев метров 5, он заклинился в щель и остановился. Все перевели дух. Он поднял руки и показал ладони – они были изорваны и из них сочилась кровь.

На 1 столбе уже собралось человек 100, наблюдающих за смелым трюком, что часто бывает на Столбах. Но больше желающих идти по веревке без страховки не было. Один смельчак сделал самостраховку, попробовал шагнуть в провал, но не посмел и вернулся на Коммунар. Но я должен был отдать долг. Если я искусил двух молодых парней на такой опасный трюк, то и я должен был пройти по веревке без страховки только на одних руках, чего никогда раньше я не делал. И я не предполагал силу рвущейся и пружинящей капроновой веревки, а потому - рисковал. Но я – Беня, а не какой-то там Масёл с порванными ладонями. Я снял рубашку, обнажил спину и грудь, чтобы все видели игру мышц и могли бы оценить по достоинству мою смелость, силу и мужество. И благо – опыт сильного скалолаза, - я взялся одной ладонью за веревку ладонью к лицу, а другую ладонь развернул от лица, чтобы одной ладонью удерживать вращение веревки из другой ладони. Чем не Затойчи? И это было правильное решение, веревка как будто замерла в моих ладонях, ладони погасили вращение веревки и она уже не рвалась из рук, как у первых двух смельчаков. И силы я расходовал экономично. Я спокойно и уверенно скользил по веревке, не дергаясь и не надрываясь прошел до 1 столба и под новые овации благодарных зрителей спокойно встал. Руки без ран, все хорошо и эффектно. Я – вновь герой. Но боль в ладонях еще долго мне напоминала мое геройство. И долгими годами я носил в совести этот случай. Я вновь был помилован Богом, я был спасен от гибели людей по моей вине. И год от года уже приходило удушье и тоска, ответы на которые я все еще не получал.

Все части автобиографии

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 1. Детство и отрочество

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 2. Юношеское пробуждение

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 3. Взросление и возмужание

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 4. Самообразование и взросление

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 5. Уверование во Христа

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 6. Начало пути в Боге

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 7. Путь в Боге

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 8. Путь в Боге

Владимир Мазур: Автобиография. Часть 9. Путь в Боге